Может ли испытать эйфорию непьющий человек в период январской алкогольной комы всей страны, когда улицы вымирают под тихое мерцание новогодних елок в витринах? Можно ли испытать эйфорию, приехав в до боли знакомую страну в 21-й раз? Можно ли испытать эйфорию, если ты уже давно трезво оцениваешь плюсы и минусы этой страны, ничуть не питая иллюзий, будто в ней все идеально? В конце концов, можно ли испытать эйфорию, не достигнув своей цели?
Практика показывает – можно.
Все началось темным промерзшим утром, когда улицы были пусты, и на них свирепствовал мороз минус 27 градусов. С чашки капучино перед большим панорамным окном, где холодное северное солнце исступленно-ярко освещало летное поле с самолетами. Люди в суматохе спешили к своим гейтам с небольшими чемоданами, официанты разносили заказы, а я куталась в огромный, ультратеплый бежево-синий шарф и наблюдала, как авиалайнеры взлетают и приземляются.
Если бы кто-то сказал мне тогда, что в Иране в январе мне не понадобится пальто, я не тащила бы в салон неудобоваримо тяжелый новогодний пакет с турецким пончо. Пончо был понтовый, цвета мокрого асфальта, стильный, купленный в легендарном махачкалинском магазине панк-хиджабов “Zana Sisters”, но только в Иране он мне не пригодился, поскольку вместо привычных 7–10 градусов в Кум и Тегеран пришло аномальное тепло 18–19 градусов.
Теплый кремовый худи, джинсы, носки, кроссовки, платок, чадра – вот все, что понадобилось мне в Иране. Остальное можно было даже не привозить. Центральную площадь в Куме заливал такой яркий солнечный свет, что пришлось срочно покупать солнцезащитные очки. А это синее, словно апрельское, небо над головой? Вкупе с шаговой доступностью Харама, в том числе и во время фаджра, – уже мощный повод для эйфории.
Звуки вечернего азана в мечети Джамкаран. Мириады палестинских флажков, трепещущих на ветру во внутреннем дворике, палестинские знамена на входе – трагедия Газы здесь жива в каждом сердце, в каждом дуа. Мраморные чертоги мечети с легендарной нишей, где возносятся самые заветные мольбы и совершаются специальные намазы. Зеленые полоски ткани, разделяющие ряды молящихся, женщины в черных чадрах, вместе склоняющиеся ниц в саджде – такова неповторимая атмосфера этой особой мечети, построенной в честь Имама Махди (а).
Черная поволока кумской ночи, светящийся желтый купол Харама Фатимы аль-Маасумы (а), мерцающие своды. В любое время множество людей устремляются сюда на джамаат-намазы, и только что совершенное тогда злодеяние в Кермане не испугало воспитанников Школы Имама Хусейна (а). Конечно, это особое удовольствие и особая милость – в любой момент иметь возможность прочитать намаз джамаатом в огромном зале в сакральном месте.
Но после Кума мой путь лежит в Тегеран. Мой маленький двухзвездочный отель гнездится в недрах переулков, оплетающих улицу Амир Кабир. Аскетичный, но чистый, со всеми удобствами – к чему переплачивать за что-то более фешенебельное, если в отеле только ночуешь и завтракаешь под задорное бормотание местного отельного попугая?
В Тегеране у меня были кое-какие дела, но они не состоялись. Зато у меня было целых три дня, чтобы вдоволь погулять по цветущему нежданной весной городу. Удивительно, но за предыдущие 20 раз мне это ни разу толком не удалось! Я бывала в иранской столице то на официальных конференциях, то по учебе, то проездом. Нас возили на встречу с Рахбаром, в Мавзолей имама Хомейни, в музеи, в ассоциации, в научные институты, в библиотеки, даже по магазинам – но прочувствовать живую ткань города так и не удалось. И наконец-то мне выпало такое счастье.
Улица Амир Кабир – «рабоче-крестьянская», усеянная пролетарским дружным людом. Вдоль нее выстроились бесчисленные лавки, где продают технику и запчасти для автомобилей и мотоциклов, коих в Тегеране просто тьма-тьмущая. Мотоциклисты в Иране самонадеянны не меньше, чем московские самокатчики, и чаще еще более беспардонны: если иранским водителям правила дорожного движения как будто не писаны, то этим не писаны от слова «совсем». Глядя на них, я стараюсь идти наугад, по минимуму пересекая проезжую часть, хотя иногда приходится.
Всюду пресловутый фастфуд, бессмысленный и беспощадный. Проспав завтрак, я заказываю себе гигантский салат «Цезарь» с курицей, но он настолько утонул в майонезе, что есть его почти невозможно. Осилив десятую, наверное, часть, я дальше иду разведывать Тегеран пешим ходом. Иду интуитивно, наощупь, ибо, в отличие от исхоженных вдоль и поперек Кума и Киша, город мне не особо знаком.
Автотема в витринах постепенно сменяется сумочно-обувной. Причем изделия качественные и стильные; черная и коричневая «классика» перемежается с экстравагантными товарами из красной и желтой кожи. Впрочем, цены «кусаются» и мало отличаются от московских. Да и на самих иранцах сумки и обувь попроще – тем более, что этот город своей пылью убивает кроссовки и туфли на раз-два. Видно, что из-за санкций экономическая ситуация у многих семей не самая обнадеживающая.
Здание Тегеранской национальной библиотеки, монументальное, из рыжего кирпича, утопающее в соснах. Напротив – огромный плакат с улыбающимся Касемом Сулеймани. За библиотекой – школа для мальчиков, откуда после уроков идут подростки в одинаковых лиловых рубашечках. Добродушные и приветливые, они подкармливают местных котиков, прижившихся во дворе библиотеки. А дальше, в конце улицы, перпендикулярно ей простирается улица Нофле-Шато, где за красной кирпичной, почти кремлевской стеной, в роскошном сосновом бору находится наше, российское, посольство. Честное слово, оно занимает всю улицу, причем с обеих сторон!
Днем на улицах Тегерана не сказать, что много женщин без хиджабов. Скорее, их почти нет. Данный контингент выползает на улицы под покровом глубокого вечера, в проверенных местах. Но вопреки страшилкам никто бесхиджабных иранок не убивает, не избивает и не истязает. Они боятся другого – штрафов.
Пройдя площадь Фирдоуси и двигаясь в сторону огромных белых гор, я замечаю, что переулочки становятся все более холеными, мимо проезжают хорошие машины, под ногами – плитка, а вокруг – симпатичные особнячки, уличные инсталляции и модные кофейни. Я понимаю, что я в северном Тегеране. Помпезные магазины перемежаются с портретами шахидов, мужчин и женщин, павших мучениками во время теракта в Кермане. Наконец, я выхожу на самую гламурную улицу иранской столице – Вали-е Аср (а.ф.). Это самая длинная улица в регионе, чья протяженность – 18 км.
Я гуляла, наверное, часа 4, пока не начало смеркаться, и тогда встал вопрос о намазе. Удивительно, но в отличие от Кума, мечети в Тегеране не на каждом шагу. Тегеран – город деловой, и намаз здесь в основном читается в офисах и университетах, без отрыва от рабочего процесса. Всевышний Аллах направил меня, и аккурат минут за 20 до азана Магриб я нахожу большую мечеть на Мейдан-е Джихад. Буквально перелетев через оживленную магистраль, я вбегаю в нее, когда звучит азан Магриб, и присоединяюсь к рядам молящихся (благо, я в омовении!), когда читают икаму. Фух, аль-хамду-ли-Ллях.
Никогда на сердце не становится так радостно, как после чтения намаза джамаатом в начале времени. Впереди – огромный вечер, не омраченный мыслями о непрочитанном намазе. Еще до перехода через улицу я заприметила традиционный ресторанчик, куда решила пойти поужинать. Он оказался необыкновенно мил: в нем была новогодняя елочка, портрет Рахбара и вкусная еда: перловый суп с томатной пастой на курином бульоне, нежный чесночный йогурт, сочный кебаб, чай, свежевыжатый апельсиновый сок.
И ничто бы не испортило удовольствия, если бы не неразвитый сервис такси. Мы в России привыкли к хорошему: достанешь телефон, понажимаешь кнопочек – и приедет к тебе такси в любое время дня и ночи. К ситуации, когда всего лишь в 10 вечера приходится носиться на парах своей чадры по улицам, с дрожащей рукой бегая за желтыми и зелеными машинками, я была морально не готова.
На следующий день я решила поехать в зиярат Шах Абдул-Азым в Рее. Удивительно, почему в это прекрасное место не возят гостей конференций – это для меня загадка.
В едином комплексе располагается несколько зияратов. Шах Абдул-Азым был сейидом по линии Имама Хасана (а), исламским ученым, заслужившим доверия передатчиком хадисов. Он боролся против тиранической династии Аббасидов, которые притесняли непорочных Имамов (а). Жизнь сейида Абдул-Азыма пришлась на период имамата восьмого, девятого и десятого Имамов (а). Последний из них, Имам Али ибн Мухаммад аль-Хади (а), сделал сейида Абдул-Азыма своим представителем в Рее.
Кроме того, в этом комплексе также захоронен Имамзаде Тахир, сын Имама Зейн аль-Абидина (а), и Имамзаде Хамза, брат Имама Резы (а).
Умиротворение царит над всем просторным, поросшим соснами комплексом. Здесь нет такого обилия паломников, как в Куме, нет сильной скученности, а оттого атмосфера остается более камерной и уютной. Трогательный момент: когда читают азан, прямо по рядам бодро шастают птички. Удивительное место – духовное, светлое, располагающее к размышлениям. Если будете в Тегеране, не поленитесь, постарайтесь добраться до Рея!
Ложка дегтя в бочку меда: святыня расположена в довольно стремном районе, где с одной стороны – рынок, а с другой за огромной иллюминирующей площадью с фонтанами – трасса, малолюдный парк с аттракционами, продуктовые лавки, мусорные баки и спальные кварталы. Метро далеко, такси еле поймаешь (если крупно повезет), и после вечерних намазов тут порой страшновато, так что ехать лучше группой.
Дальше – отдельными мазками, просто из запомнившегося.
…Парк Лале, расположенный неподалеку от Тегеранского университета. Косяки, стайки, сонмы милых котиков! Рыженькие, беленькие, серые, черные, озорные, упитанные, сытые, они резвятся, залезают на деревья, запрыгивают на лавки. Их любят, их подкармливают, с ними играют – в одном из уголков парка у них прямо-таки «столовая», куда им приносят сухой корм. Котиков и кошечек десятки, они ластятся к людям, запрыгивают на колени, а работник парка ласково гладит лежащего у него на руках приболевшего хвостатика. Помимо довольных жизнью парковых котов, в Тегеране также есть коты уличные – самые драненькие и несчастные, и коты домашние – самые счастливые, перед которыми раскрыты двери многочисленных ветлечебниц и магазинов…
…Мечеть «Сейид аш-шухада» на Мейдан-е Энгелаб (Площади Революции). Казалось бы, обычная квартальная мечеть – маленькая, старенькая, с чуть поржавевшей калиткой и посеревшими светлыми стенами. Но, ма-ша-Аллах, какой же внутри мощный, прямо-таки басиджевский дух! На входе в женский зал – приколотая к стене белая клетчатая арафатка, на ней – фотографии, посвященные Газе. А еще – портреты героев Революции, шахидов на стенах. Причем видно, что это не «дань официозу», а искренний порыв болеющих за умму неравнодушных поклоняющихся. Я иду мимо стены и словно слышу, как пульсирует их кровь, как колотятся их сердца, как их руки набирают тексты в поддержку Газы в соцсетях и постят палестинские флаги. Мы все, говорящие на разных языках, из разных городов, стран и народов, сообща живем и дышим этим…
…Наконец, кофейня неподалеку – модный минималистичный лофт. В нем много студентов, недаром рядом все тот же Тегеранский университет; множество видов чая и кофе, деревянные столики с панорамным видом на улице. Публика здесь светская, порой чересчур, но ко мне в моей черной чадре весьма приветливая. Я сижу, пью крепкий чай, смотрю на вечереющую улицу, и как будто бы я даже в Москве…
Зря ли я приехала сюда, чтобы в эйфории прогулять шесть дней? Не исраф ли это? Может, нужно было на сутки сгонять в блиц-зиярат и вернуться в свою морозную Первопрестольную?
Всевышний Аллах сказал в Коране:
Быть может, вам неприятно то, что является благом для вас. И, быть может, вы любите то, что является злом для вас. Аллах знает, а вы не знаете (2:216).
Я отдохнула и перезагрузилась. Насладилась пребыванием в исламской атмосфере. У меня произошло осознание и радикальное принятие тех вещей, которые были для меня невообразимо болезненны. Я настолько не могла смириться с произошедшим, что долго находилась в упрямом их отрицании. Я приняла волю Аллаха. И в сознании моем промелькнули весьма важные инсайты.
Наконец, если ты приезжаешь в 21-й раз в страну, недостатки и изъяны которой ты сто раз осознала, и тебя кроет эйфория, что это значит? Значит, это любовь – настоящая любовь, вопреки тому, что тебя в этой стране бесит, раздражает, утомляет, вызывает негодование! Иран врос в мою биографию так, как дерево мощными корнями врастает в почву. Все зеленые листочки, цветы, плоды – следствие этого переплетения.
Иран для меня – это цитадель моей религии, это родина бесконечно близких и дорогих для меня людей, это массивная веха в моем духовно-политическом, идейном становлении. Иран мощным пластом залег в моей биографии, и эту связь невозможно разорвать. Из корней дерева вырастает ствол, и ветвящиеся ветви, как вены, ведут прямиком к моему сердцу.
Автор: Анастасия (Фатима) Ежова
Фотографии: из личного архива автора
